degranac

degranac: прибамбас


Человеческий фактор и чудо новых технологий.

Вчера был в зоопарке, там около детских аттракционов стоит аппарат по
предсказанию судьбы по левой руке. К нему небольшая, но очередь. Встаю
в нее, и как только наступил мой час, даю администратору три червонца,
говоря, что мне три раза подряд. Та сначала упирается, твердя, что
можно только один раз, но народ начинает меня поддерживать, мол, деньги
дал - имеет право. После перипетий, очередь уже не к аппарату, а ко мне,
посмотреть результат. Чудо новых технологий, выдает три абсолютно разных
предсказания, глобально противоречащих друг другу. Народ смеется,
очередь рассасывается на нет. Администратор смотрит на меня довольно
злобно, и что-то шипит, правда не очень громко.
Сделав круг и по «старому» и по «новому», вновь подхожу к аппарату,
там опять очередь. Встаю, зажав в руке три червонца. Администратор,
видно, меня узнала, ну, а как по-другому расценить ее фразу:
- А вы, мужчина, в очередь не вставайте, потому что после этой женщины
(кивает на ту, что передо мной) у меня технический перерыв!

ПЕРЕГОВОРЩИК
1987-й год, высокогорная точка ПВО.
Мы, девять дембелей, живем маниловско–обломовской жизнью, получая
удовольствие от заслуженного по сроку службы покоя и мечтая о том, как
мужественные и красивые небрежно постучим в дверь родного дома…
«Дембельский аккорд» только что завершен, осталось просто ждать первой
партии домой.
К нашим услугам южное солнце, прогулки в лес за грибами, бильярд и еще
много самых разных солдатских ценностей.
(Заиграли гусли)
Вдруг, как снег на наши «седы головы», Беда страшная приключилася.
Налетели на сторонку родимую люты вороги, черной тучею.
И числом их было видимо - не видимо, были это злые стройбатовцы, а
они–то хуже поганых половцев…

В прозе выглядело это еще страшнее: взвод голодных стройбатовцев,
которых забросили к нам на точку, для рытья какой-то-то там канавы.
Их нравы были просты - отсутствие всяких нравов.
Почти все из них прошли через тюрьму, и задачи у них были первобытные:
отобрать силой все, что можно отобрать.
В первый же день мы про этих ребятишек все поняли: когда прапорщик,
который их привез, делал им строгое внушение: «Если я узнаю, что кто-то
из вас, не то что набил морду здешнему офицеру, а хоть пальцем его
тронул, тот будет иметь дело со мной!!!»

Нас аборигенов было всего девять человек, а стройбатовских «фашистских
оккупантов» - тридцать рыл, мечтающих найти повод и раздавить нас в
ближайшее время.
В воздухе пахло кровью.
Нe сегодня-завтра должна назреть решающая битва стенка на стенку и,
честно говоря, наши шансы были не ахти: семеро и так и сяк, восьмой -
высокий худой очкарик, по кличке «Циркуль», девятый – маленький,
большеголовый метр пятьдесят ростом по кличке «Батя». Вот и все наше
войско.
Вечерком, на второй день оккупации сидели мы в курилке, пытаясь отогнать
грустные мысли.
Вдруг из темноты выходит Батя, с ошалевшими глазами и печальным лицом:
- Мужики, тут такое дело: я смотрел телевизор, в казарму пришли
стройбатовцы и переключили мое кино, я сказал, что это невежливо и их
самый здоровый по кличке Литовец, к-а-а-а-к зарядил мне ладошкой в ухо.
… Я поднялся с пола, но не буду же я кидаться на него, Литовец же
вдвое выше…
Ну вот. Что будем делать, мужики?

Мы поняли – началось…
Я засуетился и сказал:
- Давайте срочно вооружаться! Там в дизельной были арматурины, так хоть
поначалу будет, чем отбиваться, а там посмотрим.

Среди нас был один парень из Ростова-на-Дону, по кличке «Соловей». В
армию он пошел довольно поздно – в 25 лет, но по своей воле, хотел
поправить анкету, ведь до службы он успел отсидеть два срока в
тюрьме…
Мужик он был очень «четкий» во всех четких смыслах этого слова.
За два года службы ни разу ни перед кем не «прогнулся», за что и бывал
«стариками» серьезно бит, аж пока однажды Соловей не засунул в драке
одному «деду» автоматный патрон в глотку (того беднягу потом
комиссовали). Одним словом, для нас был он как старший брат, и мы все его
очень любили.
Царство ему небесное.
Через десять лет после армии на его дом напали, и Соловей, защищая
семью, погиб от ножа, но двоих забрал с собой…

Соловей:
- Батя, а они знают, где мы?
- Ну да, я как получил плюху, сразу к вам и пошел, они еще смеялись мне
в спину, типа - иди к своим, они тебя пожалеют…
Соловей:
- Ясно, значит так, через минут десять, от силы полчаса, эти черти
придут к нам на разборки.
Давайте сразу все «добазаримся», говорить буду только я.
Вы сидите и молчите, как будто это все вас не касается. Грубас, и
никаких арматурин. Просто поверьте мне, и ничему не удивляйтесь, я все
разрулю. Добренько?

Мы все согласились, хотя не понимали, как без грубой «арматурной» силы
можно противостоять лютой стройбатовской кодле?
Ну, сидел допустим Соловей, но ведь и они в основном все сидели, чем же
их можно удивить и заболтать?
Так и есть: не прошло и десяти минут, идут.
Молча окружили нашу курилку, и только Литовец набрал воздух, собираясь
что-то сказать, как его на долю секунды опередил Соловей:
- Литовец, это ты ударил нашего Батю?
Литовец с вызовом: Я, а что?
Соловей:
- Да нет ничего, просто смешно как-то. Посмотри какой ты высокий и
мощный, и какой наш Батя мелкий и задрипанный, ты же мог его убить перед
дембелем… Представь, пришел бы гроб на родину героя и
правительственная телеграмма: «Ваш сын геройски погиб от плюхи в ухо…»
Все стройбатовцы заржали, а мы сидели оплеванные недоумевая, чего же это
наш Соловей несет всякую хрень прогибаясь под стройбат? Неужели он хочет
перекинуться к ним и спокойно дожить до дембеля без всяких войн?
Когда Соловей пообещал врагам подогнать последний ящик нашей тушенки, то
мы и совсем разозлились, не ожидали от него такой подлянки…
Соловей продолжал:
- Батя, Литовец, давайте вы не будете ссориться, пожмите друг другу
руки.

Потерянный Батя протянул Литовцу руку, тот по ней звонко хлопнул
ладошкой.
Соловей: Ну, вот и хорошо. Литовец, если наш Батя тебя опять будет
обижать, то не бей его сразу, нам скажи, мы сами его накажем.
Стройбатовцы захихикали, а Соловей приблизив голову к Литовцу, стал
тихо, чтоб никто не слышал «втирать» ему что-то интересное. Литовец
довольно кивал.
Стройбатовцы осознали, что мы сдались без борьбы, поднялись с лавочек и
зевая, потихоньку потянулись обратно в казарму.
Из их толпы слышны были смешки и реплики типа «Чуханы», «уроды»,
«чмошники». «Дождемся их в казарме». Кого они имели в виду, у нас
сомнений не было.

Соловей все шептался с заинтересованным Литовцем, но когда в курилке
остались только наши, вдруг отпрянул и миролюбиво сказал:
- Батя, ну так ты простил Литовца?
Запутавшийся в происходящем Батя, грустно ответил:
- Ну да, простил…
Соловей тем же спокойным негромким голосом:
- А я вот не простил, и если ты Литовец еще хоть пальцем нашего Батю
тронешь, то я тебе и второе ухо оторву…
Одновременно с этими словами Соловей быстро и уверенно - с корнем
оторвал ухо у Литовца (до сих пор как вспоминаю этот резиновый звук, аж
зубы сводит). Несчастный гигант от неожиданности даже не дернулся.
Соловей взял его руку, вложил в ладошку ухо и сказал: Ладно Литовец, иди
уже к своим, а то ты всех нас кровью перепачкаешь… и не обижайся, ты
же первый начал.
Давай брат, спокойной ночи…

Как только мы отошли от первого шока, обрадовались, что Соловей не
«прогнулся», а все еще с нами.
Я опять засуетился:
- Побежали за арматурами, чтоб четко встретить, когда они вернутся!
Соловей:
- Успокойся уже со своими арматурами, разборки кончились, ничего больше
не будет. Не видели вы серьезных разборок… а эти так – урки
подшконочные.
- Как же не будет!? Они сейчас выскочат мстить за Литовца!
- Не знаете вы жизни… Никуда они не выскочат.
Литовец сейчас в усмерть перепугает их своим оторванным «пельменем», да
еще и наедет на них, типа бросили вы меня на разборках и убежали.
Те скажут: «Какие разборки? Не было же ничего…»
Литовец скажет: «Какого хрена не было? Мне вот ухо оторвали…»
Примерно такие сейчас там у них идут терки, зуб даю…

Когда мы с опаской вернулись в казарму, было заметно, как стройбатовцы
старались не встречаться с нами глазами.

Соловей был опытным тюремным психологом и оказался прав: когда Литовец
вернулся без уха в казарму, он сходу сломал носы двоим своим товарищам,
и только потом с сердечным приступом рухнул на пол.
Через пару дней стройбатовцы захотели жить в своих полевых палатках
отдельно от нас.
Больше мы их не видели.

[1..2]


Папки